Ответственность лидеров

. Ответственность Лидеров
Вот несколько замечаний о власти, тех, кто, находится или работает рядом с ней или под ней, то есть о лидерах или о тех, кто оказывает широкое и основное влияние на дела людей.
Я написал эту главу, основываясь на примере жизни двух действительно живших людей, достаточно великих для того, чтобы заинтересовать читателя и обеспечить его приятным чтением. Я обратился к военной сфере для того, чтобы этот пример был ясен без рестимуляции административных проблем.
Кстати, книга, на которую я ссылаюсь, фантастически талантлива.
Ошибки Симона Боливара и Мануэлы Саенц
(Литература: The Four Seasons of Manuela by Victor W. von Hagen, a biography. A Mayflower Dell Paperback. Oct. 1966. (Виктор В. фон Хаген, "Четыре сезона Мануэлы", биография., Мэйфлауэр Делл Пейпербэк, Октябрь 1966.))
Симон Боливар был освободителем Южной Америки от испанского ига.
Мануэла Саенц была освободительницей и его соратницей.
Их дела и судьба хорошо описаны в этой волнующей биографии.
Однако, помимо чисто драматургической ценности, книга обнажает и объясняет различные действия, которые интересны для лидеров или тех, кто находится рядом с ними или поддерживает их.
Симон Боливар был очень сильной личностью. Он был одним из самых богатых людей в Южной Америке. Он имел выдающиеся способности, обладать которыми дано горстке людей на всей планете. Он был полководцем, которому нет равных в истории. Поэтому очень интересно, почему же он потерпел поражение и умер в изгнании, а впоследствии был обожествлен. Какие ошибки он совершил?
Мануэла Саенц была умной, красивой и способной женщиной. Она была верной, преданной делу, вполне подходящей Боливару и гораздо выше уровня средних представителей человеческой расы. Почему же тогда она была очерняемой изгнанницей, почему она была так жестоко отвергаема обществом и умерла в нищете, оставшись неизвестной в истории? Какие она совершила ошибки?
Ошибки Боливара
Освобождение чего-то — это обратная невысказанная драматизация рабства (обратная сторона медали), навязанная механизмами ума.
Когда нет чего-то, во что можно освободить людей, то акт освобождения — это просто протест рабов. А поскольку ни один человек не является свободным, пока он аберрирован в телесном цикле, политическое освобождение, конечно, только жест, поскольку это освобождает его только в анархию драматизаций его аберраций без какого-либо контроля и без чего-либо внешнего, с чем он мог бы сражаться. И без обращения своих интересов на внешний мир он просто тихо или буйно сходит с ума.
Раз уж совершено такое большое зло, как развращение живых существ, то, разумеется, не существует никакой свободы без освобождения от самой порочности или, по крайней мере, от самых очевидных ее влияний в обществе. Короче, нужно сначала освободить человека от аберраций, прежде чем вся его социальная структура сможет быть освобождена от аберраций.
Если мы не можем полностью освободить человека от записанных в его реактивном уме шаблонов поведения, то мы можем, по крайней мере, освободить человека от их рестимуляторов в обществе. Если иметь для этого все данные (но не обладать технологией Саентологии), то можно просто использовать реактивные шаблоны для того, чтобы взорвать старое общество, а затем аккуратно собрать обломки и построить из них новый рисунок. Если человек ни сном, ни духом не ведает, насколько аберрированным он может быть (а Боливар, конечно, ничего об этом не знал), то все еще остается работающая формула, "инстинктивно" используемая наиболее преуспевающими, практичными политическими лидерами:
Если вы освобождаете общество от тех вещей, которые, как вы видите, неправильны в нем, и используете силу, требуя, чтобы делалось то, что правильно, и если вы продвигаете дело вперед с решительностью и основательностью и без постоянных промедлений, то Вы можете, применяя свое обаяние и способности, вызвать великую политическую реформу или улучшить положение катящейся пропасти страны.
Итак, первая и самая существенная ошибка Боливара связана с жизненно важными словами "вы видите" предыдущего абзаца. Он ни на что не смотрел и даже не слушал разумные доклады собственной разведки. Он был так уверен, что может правильно все воодушевить, победить, очаровать, что даже никогда не искал то, что нужно исправить, пока не становилось слишком поздно. Это предел самоуверенности, доходящей до крайнего самолюбования. "Когда он появится, все прийдет в порядок", — в это он не только верил, это была его основная философия. И поэтому в первый же раз, когда это не сработало, он лишился сил. Все его искусство и обаяние сводились только к этому критерию. Это все, что он был в состоянии видеть.
Не для сравнения с Боливаром, но чтобы показать, как я понимаю это:
Я однажды попал в подобную ситуацию. "Я буду продолжать движение столько, сколько я смогу, а когда меня остановят, я умру". Это было решение, которое было довольно легко принять и трудно понять, если вы хоть приблизительно не знаете, что я подразумевал под словами "продолжать движение". Метеоры продолжают движение — очень, очень быстро. Продолжал движение и я. Затем в один прекрасный день, очень давно, меня, наконец, остановили — после бесконечных маленьких остановок, связанных с социальными контактами и с семьей. Кульминацией всего этого стал моряк, более устремленный к нашивкам, чем к смерти врагов — и я ушел буквально. Некоторое время я не мог понять, что же со мной не в порядке. Жизнь стала совершенно непереносимой — пока я не нашел новое решение. Так что я знаю уязвимость этих окончательных решений. Я не сравниваю себя с Боливаром, а просто хочу показать, что это случается со всеми нами, а не только с Боливаром.
Боливар был совершенно лишен проницательности. Он видел только внешнюю сторону вещей, и даже тут он не смотрел и не слушал. Он исправлял вещи воодушевлением (т.е., воодушевляя их). К сожалению то, что он мог делать это, пошло ему во вред. А потом он уже и этого не мог. Когда не удавалось воодушевлять, он рычал, а когда не мог рычать, ввязывался в битву. Поскольку гражданские враги — это не военные враги, то у него совсем не осталось решений.
Ему никогда не приходило в голову применять что-то помимо околдовывания вещей, так чтобы они становились правильными и победоносными.
Его падение было предопределено тем, что он возложил слишком тяжелые задачи на свое искусство — просто потому, что это было легко. Он был очень хорош в только в этом. Так что он никогда не пытался овладеть каким-нибудь другим искусством и никогда даже не представлял, что есть и другой путь.
У него никогда не было общего видения каких-либо ситуаций и представления об организационных или подготовительных действиях, необходимых для политической и личной победы. Он знал только военную организацию, и этим его организационная проницательность и ограничивалась.
Он был воспитан в головокружительной атмосфере Французской революции, известной своей организационной неспособностью к созданию общества, и, к несчастью, с детства его учителем был человек до крайности непрактичный в своей личной жизни (Симон Родригес, отлученный священник, ставший воспитателем).
У Боливара не было финансовых способностей. Он начал жизнь богатым, а кончил ее нищим, и можно проследить уменьшение его статистики — от одного из самых богатых людей в Южной Америке, если не самого богатого, до изгнанника, похороненного в чужой ночной рубашке. И это в то время, когда собственность роялистов , богатейшие земли и богатства шахт Южной Америки были для него широко открыты — это просто невероятно! Но так оно и было. Он никогда не требовал платежей по своим ссудам правительствам, даже когда был во главе этих правительств.
Так что нет ничего удивительного в еще двух очень явных ошибках, которые привели к его падению: он не заботился о вознаграждении для своих солдат и офицеров, и он не стремился обеспечить платежеспособность государств, которыми он руководил. Было бы в порядке вещей не платить им, если бы у них впереди были долгие годы сражений, а никаких реальных богатств еще не было бы завоевано, но не вознаграждать их, когда все было в его распоряжении?!... Это уж слишком!
Пределом его финансовых способностей было требовать небольших денег для оплаты текущих расходов от церквей, — которые вначале не были активными его противниками, но которым надоели бесконечные поборы, — и производить некоторые платежи по хозяйству.
Он мог (и должен был) экспроприировать все владения и поместья роялистов и разделить их между своими офицерами и солдатами, а также людьми, поддерживающими его. Это было теперь без владельцев. И это упущение стоило экономике страны потери всех налоговых поступлений от всех прибыльных земельных владений (всего богатства, которое дает земля). И нет ничего удивительного в том, что его правительство было неплатежеспособным: ведь прибыльные земельные владения либо вообще не функционировали, либо были разграблены индейцами, либо, в лучшем случае, ими управляли спекулянты. Кроме того, не сумев предпринять столь очевидные действия, он отдал богатства страны в руки своих более предусмотрительных врагов и оставил своих офицеров и солдат без гроша, не дав им возможности поддерживать материально как свою собственную, так и его, стабильность в новом обществе, .
Что касается государственных финансов, то великие рудники Южной Америки, внезапно оставшиеся без владельцев, уплыли между пальцев, а затем были захвачены и разрабатывались иностранными авантюристами, которые просто пришли и прибрали их к рукам, ничего не заплатив.
Испания тратила на нужды страны доходы от сборов с рудников и налогов с населения. Боливар не только не собирал налогов, он допустил, чтобы земля стала такой бесполезной, что не могла быть обложена налогами. Он должен был любыми уловками заставить функционировать поместья и организовать государственное управление всеми принадлежащими роялистам рудниками, раз уж они были в его руках. Не сделать этого было полной, хотя и типичной для людей, глупостью.
Устраивая такой раздел собственности, он должен был оставить его на попечение офицерских комитетов, действующих как арбитражные суды, не пятная своих рук естественной в таких делах коррупцией. Он остался вдвойне уязвим, поскольку он не только не уделял этому внимания, но и обвинялся в коррупции, когда кто-нибудь ч