Почему же ранние христиане не следовали предостережениям своего апостола?

и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку (23)
И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства (28)
(Послание к Римлянам 1 глава)

Древнегреческая философия представляла собой, прежде всего, комплексное духовно-интеллектуальное учение, включавшее в себя логику, этику и мистический путь. В ней Единый трансцендентен, не имеет частей и не подчиняется принципам множественности. Любая категория «множества» или «различия» уже вводит в него двойственность, а значит — несовершенство. Из Единого исходят последовательные уровни реальности — ум (νοῦς), душа (ψυχή), и, наконец, космос, — подобно тому как свет лучится из солнца без уменьшения самого светила.

Греческие мыслители видели в христианской антропоморфной модели не только отход от традиционного апофатического понимания Бога, но и опасность «закостенения» религиозного сознания — замены живого мистического опыта догматическим шаблоном. В IV–VII веках христианские мыслители в ответ на критику своих воззрений неоплатониками, собирают на основе той же греческой философии свою модифицированную: Бога, в котором три «Кто» (Отец, Сын, Дух) при одной и той же «Что» (божественной сущности), причём один из этих «Кто» становится человеком и даже переживает муки распятия.

Греки‑неоплатоники, разумеется, замечают эти новшества и отвечают на них. Их главный аргумент прост: если божественное страдает или меняется, оно перестаёт быть божественным; если в «простейшем» появляется троичность, то это уже не простое. В ключевых вопросах – как совместить божественную простоту с троичностью, бесстрастность с крестными страданиями и единую волю Бога с двумя волями во Христе, христианские мыслители сознательно шли на манипуляции и вводили новые логические правила. Неоплатоники видели в этом интеллектуальную уловку, но сами отцы церкви объясняли свои манипуляции творческим расширением философского языка, необходимым, чтобы выразить, по их убеждению, уникальное событие воплощения.

В греческой философии мистическая «ананэзис» (возвышение) души начинается с очищения от чувственных привязанностей и интеллектуальных рассуждений, затем через созерцание идей в уме (Нусе) душа устремляется к предельно чистому познанию Единого. На этой последней ступени разум трансформируется: дискурсивная мысль уступает место чистой интуиции, в которой исчезает разделение на «я» и «то, что познаётся». Именно эта интуитивная единая высшая интуиция даёт возможность непосредственного знания Бога.

Христианство унаследовало от неоплатоников идею о том, что посредством «ноэтического ума» (Нус) возможен прямой доступ к божественным истинам, однако уже в ранней Церкви акцент сместился в сторону веры как основного средства познания Бога. Греческие философы отвечали на подобные манипуляции, что без истинного νοῦς человек так и останется пленником буквального знания, не приблизившись к постижению Единого.

Порфирий (ок. 233–305 гг.), ближайший ученик Плотина, в своём трактате «Против христиан» (Κατά Χριστιανῶν) резко критиковал их за подмену ноэтического созерцания слепой верой: по его мнению, вера в догматы без философского очищения души и интенции к прямому созерцанию Архетипов превращала христианство в «мрачную легенду» об истине, а не в путеводитель к ней. Он подчёркивал, что истинный νοῦς может возникнуть лишь в душе, свободной от эмоциональных суеверий и фантазий, которые культивировались в христианских общинах. По его словам, Бог, наделённый «человеческими чувствами», перестаёт быть абсолютным и подлежит тому же ряду изменений, что и все прочие твари.

Ещё более жёстко отвечал Ямвлих (ок. 245–325 гг.) в своём «О тайнах» (Περὶ τῶν μυστηρίων). Он видел в христианской вере фанатичную форму догматизма, где вера подменяла собой постепенный аскетический и интеллектуальный подъём. Любая же вера, основанная на повторении «готовых истин», есть лишь псевдопознание, порождающее заслепление души прежде, чем она достигнет настоящего умопостижения.

Прокл (412–485 гг.) в комментариях к «Пармениду» указывал, что понятие λόγος (разум) у христиан часто сводилось к отвлечённым формулировкам, лишённым внутренней динамики восхождения, а вера без укрепления в νοῦς держит человека на самом низком уровне бытия. В сочинении «Даодеценат» (комментарий к Евклиду) он противопоставляет «логосу-жизни» (ζωτικὸς λόγος) христианский «логос-канон» (τῆς ἐπιστήμης), где догма — это не живое начало, а формальный шаблон, неспособный к трансцендентному озарению.