Войсковая операция в Мариуполе закончилась. Ополченцы про СЮРПРИЗЫ с взятых суперпозиций ВСУ
Мы платим до 300 руб за каждую тысячу уникальных поисковых переходов на Ваш вопрос или ответ Подробнее
| ЛУЧШИЙ ОТВЕТ ИЗ 3 |
| ЕЩЕ ОТВЕТЫ |
#мариуполь #надежда В Мариуполе нет весны. Она не пришла в мой город. Ее не пустили оккупанты. Два дня мы не можем дозвониться Леше. Надеемся, он жив, просто нет связи.
Мариуполь продолжает сражаться. Его пытаются подавить, растерзать, стереть с лица земли. Сегодня из города смогла выбраться моя двоюродная сестра Рита с двумя детками. Младший родился в сентябре. Их дом сгорел, машина взорвалась. Они выжили. Но не знают, что с их родителями и бабушкой.
Рита рассказала, что город по-прежнему бомбят и расстреливают. В Мариуполе не осталось живого места. Там остались люди. Живые люди. Которые продолжают находиться в аду.
Моя двоюродная сестра Маша. Ее дом на улице Бахчиванджи . Мой родной дядя Витя на ул. Кронштадской, моя коллега Люда на Курчатова, моя соседка Лена с двумя маленькими сыновьями - двойняшками на пр. Мира. Тысячи, десятки тысяч людей, для которых никак не наступит весна.
Они живут в холодном подвале, без еды и воды. Они втягивают голову в плечи, как это делала я, когда прилеты были очень близко и казалось, что сейчас обрушится потолок, и все девять этажей дома посыпятся на мою голову и никто никогда не найдет меня, чтобы похоронить.
Моя мама хочет вернуться в Мариуполь, две женщины с ребенком, которых мы встретили в Бердянске тоже хотят вернуться в Мариуполь, мои друзья мечтают, чтобы все закончилось и они приехали в город. Некоторые мои знакомые пересиживают в сёлах поблизости, чтобы не терять связи с родными улицами. Понять и принять, что Мариуполя больше нет не может никто. Я тоже не могу.
За город сражаются наши военные. "Они хорошие, они наши защитники", - так сказал ребенок, выбравшийся из ада. Мальчику шесть лет и он вздрагивает от каждого громкого звука. Его семья долго сидела в подвале. Два подъезда в их доме сгорели и они перебрались в подвал дома напротив. Украинские военные привозили им еду. Мальчик ел шпроты с пшеничной кашей. Кашу приносили в пластиковых кулечках, уже сваренную.
Мама мальчика почти не разговаривала. И постоянно одергивала сына. Мы ехали через оккупированную территорию и она боялась, что сын скажет что-нибудь не то. "Бедненький, бедненький, ему больно", - мальчишка рассказывал о Мариуполе своему другу, игрушечному дракону. С драконом мальчик не расставался, вместе с ним спал в подвале, кормил его солдатской кашей и вез с собой в эвакуационном автобусе.
В Мариуполе, в доме на проспекте Мира, на первом этаже остались двое мальчишек, похожих на него. Их маму зовут Лена и в конце января я снимала её в сюжете о вакцинации. Лена рассказывала о том, что делает двойняшкам все прививки вовремя, а мальчишки в это время бесились на детской площадке на площади Свободы.
Площадь Свободы расстреляли ракетами и ГРАДАМи. Один из снарядов попал прямо в детскую площадку.
За неделю до нашего отъезда я увидела Лену с мальчишками на первом этаже возле лифта. Они там пережидали обстрел. Она спросила у меня: "Надя, ты точно знаешь какие-то новости. Это скоро закончится?" Новостей я не знала, но посоветовала ей уезжать. Лена ответила, что вряд ли, просто не может. "Муж в рейсе. Куда я одна с двумя детьми?"
Она не спускалась в подвал даже когда сильно бомбили. Не хотела пугать детей. Мальчишки боялись подвала и темноты. Они сидела на своем первом этаже в коридоре и Лена при свечах рассказывала им сказки.
Мариуполь продолжает сражаться. Его пытаются подавить, растерзать, стереть с лица земли. Сегодня из города смогла выбраться моя двоюродная сестра Рита с двумя детками. Младший родился в сентябре. Их дом сгорел, машина взорвалась. Они выжили. Но не знают, что с их родителями и бабушкой.
Рита рассказала, что город по-прежнему бомбят и расстреливают. В Мариуполе не осталось живого места. Там остались люди. Живые люди. Которые продолжают находиться в аду.
Моя двоюродная сестра Маша. Ее дом на улице Бахчиванджи . Мой родной дядя Витя на ул. Кронштадской, моя коллега Люда на Курчатова, моя соседка Лена с двумя маленькими сыновьями - двойняшками на пр. Мира. Тысячи, десятки тысяч людей, для которых никак не наступит весна.
Они живут в холодном подвале, без еды и воды. Они втягивают голову в плечи, как это делала я, когда прилеты были очень близко и казалось, что сейчас обрушится потолок, и все девять этажей дома посыпятся на мою голову и никто никогда не найдет меня, чтобы похоронить.
Моя мама хочет вернуться в Мариуполь, две женщины с ребенком, которых мы встретили в Бердянске тоже хотят вернуться в Мариуполь, мои друзья мечтают, чтобы все закончилось и они приехали в город. Некоторые мои знакомые пересиживают в сёлах поблизости, чтобы не терять связи с родными улицами. Понять и принять, что Мариуполя больше нет не может никто. Я тоже не могу.
За город сражаются наши военные. "Они хорошие, они наши защитники", - так сказал ребенок, выбравшийся из ада. Мальчику шесть лет и он вздрагивает от каждого громкого звука. Его семья долго сидела в подвале. Два подъезда в их доме сгорели и они перебрались в подвал дома напротив. Украинские военные привозили им еду. Мальчик ел шпроты с пшеничной кашей. Кашу приносили в пластиковых кулечках, уже сваренную.
Мама мальчика почти не разговаривала. И постоянно одергивала сына. Мы ехали через оккупированную территорию и она боялась, что сын скажет что-нибудь не то. "Бедненький, бедненький, ему больно", - мальчишка рассказывал о Мариуполе своему другу, игрушечному дракону. С драконом мальчик не расставался, вместе с ним спал в подвале, кормил его солдатской кашей и вез с собой в эвакуационном автобусе.
В Мариуполе, в доме на проспекте Мира, на первом этаже остались двое мальчишек, похожих на него. Их маму зовут Лена и в конце января я снимала её в сюжете о вакцинации. Лена рассказывала о том, что делает двойняшкам все прививки вовремя, а мальчишки в это время бесились на детской площадке на площади Свободы.
Площадь Свободы расстреляли ракетами и ГРАДАМи. Один из снарядов попал прямо в детскую площадку.
За неделю до нашего отъезда я увидела Лену с мальчишками на первом этаже возле лифта. Они там пережидали обстрел. Она спросила у меня: "Надя, ты точно знаешь какие-то новости. Это скоро закончится?" Новостей я не знала, но посоветовала ей уезжать. Лена ответила, что вряд ли, просто не может. "Муж в рейсе. Куда я одна с двумя детьми?"
Она не спускалась в подвал даже когда сильно бомбили. Не хотела пугать детей. Мальчишки боялись подвала и темноты. Они сидела на своем первом этаже в коридоре и Лена при свечах рассказывала им сказки.
В Мариуполе нет весны. Она не пришла в мой город. Ее не пустили свои доморощенные нацисты, по другому- наши дети которых мы воспитали фашистами. Два дня мы не можем дозвониться Леше. Надеемся, он жив и его спасли российские военные, просто нет связи.
Мариуполь сносят с лица земли укрнацики. Его пытаются подавить, растерзать, стереть с лица земли. Сегодня из города помогли эвакуироваться ДНРовцы моей двоюродная сестре Рите с двумя детками. Младший родился в сентябре. Их дом сгорел, машина взорвалась. Они выжили. Но не знают, что с их родителями и бабушкой, украинская хунта не открывает дорогу жизни для мирного населения.
Рита рассказала, что город по-прежнему бомбят и расстреливают. В Мариуполе не осталось живого места. Там остались люди. Живые люди. Которые продолжают находиться в аду.
Моя двоюродная сестра Маша. Ее дом на улице Бахчиванджи . Мой родной дядя Витя на ул. Кронштадской, моя коллега Люда на Курчатова, моя соседка Лена с двумя маленькими сыновьями - двойняшками на пр. Мира. Тысячи, десятки тысяч людей, для которых никак не наступит весна.
Они живут в холодном подвале, без еды и воды. Они втягивают голову в плечи, как это делала я, когда прилеты от нациков очень близко и казалось, что сейчас обрушится потолок, и все девять этажей дома посыпятся на мою голову и никто никогда не найдет меня, чтобы похоронить. Не многие смогли спастись, многие потеряли дома.
Моя мама хочет вернуться в Мариуполь, две женщины с ребенком, которых мы встретили в Бердянске тоже хотят вернуться в Мариуполь, мои друзья мечтают, чтобы все закончилось и они приехали в город. Некоторые мои знакомые пересиживают в сёлах поблизости, чтобы не терять связи с родными улицами. Понять и принять, что Мариуполя больше нет не может никто. Я тоже не могу.
За город сражаются русские военные. "Они хорошие, они наши защитники", - так сказал ребенок, выбравшийся из ада. Мальчику шесть лет и он вздрагивает от каждого громкого звука. Его семья долго сидела в подвале. Два подъезда в их доме сгорели и они перебрались в подвал дома напротив. Русские военные привозили им еду. Мальчик ел шпроты с пшеничной кашей. Кашу приносили в пластиковых кулечках, уже сваренную.
Мама мальчика почти не разговаривала. И постоянно одергивала сына. Мы ехали через освобожденную территорию и она боялась, что сын скажет что-нибудь не то, как тогда. в той жизни, когда мы боялись что-то не так сказать, не так посмотреть, чтобы не оказаться в местном гестапо. "Бедненький, бедненький, ему больно", - мальчишка рассказывал о Мариуполе своему другу, игрушечному дракону. С драконом мальчик не расставался, вместе с ним спал в подвале, кормил его солдатской кашей и вез с собой в эвакуационном автобусе.
В Мариуполе, в доме на проспекте Мира, на первом этаже остались двое мальчишек, похожих на него. Их маму зовут Лена и в конце января я снимала её в сюжете о вакцинации. Лена рассказывала о том, что делает двойняшкам все прививки вовремя, а мальчишки в это время бесились на детской площадке на площади Свободы.
Площадь Свободы укронацики расстреляли ракетами и ГРАДАМи. Один из снарядов попал прямо в детскую площадку.
За неделю до нашего отъезда я увидела Лену с мальчишками на первом этаже возле лифта. Они там пережидали обстрел. Она спросила у меня: "Надя, ты точно знаешь какие-то новости. Это скоро закончится?" Новостей я не знала, но посоветовала ей уезжать. Лена ответила, что вряд ли, просто не может. "Муж в рейсе. Куда я одна с двумя детьми?"
Она не спускалась в подвал даже когда сильно бомбили. Не хотела пугать детей. Мальчишки боялись подвала и темноты. Они сидела на своем первом этаже в коридоре и Лена при свечах рассказывала им сказки.
Мариуполь сносят с лица земли укрнацики. Его пытаются подавить, растерзать, стереть с лица земли. Сегодня из города помогли эвакуироваться ДНРовцы моей двоюродная сестре Рите с двумя детками. Младший родился в сентябре. Их дом сгорел, машина взорвалась. Они выжили. Но не знают, что с их родителями и бабушкой, украинская хунта не открывает дорогу жизни для мирного населения.
Рита рассказала, что город по-прежнему бомбят и расстреливают. В Мариуполе не осталось живого места. Там остались люди. Живые люди. Которые продолжают находиться в аду.
Моя двоюродная сестра Маша. Ее дом на улице Бахчиванджи . Мой родной дядя Витя на ул. Кронштадской, моя коллега Люда на Курчатова, моя соседка Лена с двумя маленькими сыновьями - двойняшками на пр. Мира. Тысячи, десятки тысяч людей, для которых никак не наступит весна.
Они живут в холодном подвале, без еды и воды. Они втягивают голову в плечи, как это делала я, когда прилеты от нациков очень близко и казалось, что сейчас обрушится потолок, и все девять этажей дома посыпятся на мою голову и никто никогда не найдет меня, чтобы похоронить. Не многие смогли спастись, многие потеряли дома.
Моя мама хочет вернуться в Мариуполь, две женщины с ребенком, которых мы встретили в Бердянске тоже хотят вернуться в Мариуполь, мои друзья мечтают, чтобы все закончилось и они приехали в город. Некоторые мои знакомые пересиживают в сёлах поблизости, чтобы не терять связи с родными улицами. Понять и принять, что Мариуполя больше нет не может никто. Я тоже не могу.
За город сражаются русские военные. "Они хорошие, они наши защитники", - так сказал ребенок, выбравшийся из ада. Мальчику шесть лет и он вздрагивает от каждого громкого звука. Его семья долго сидела в подвале. Два подъезда в их доме сгорели и они перебрались в подвал дома напротив. Русские военные привозили им еду. Мальчик ел шпроты с пшеничной кашей. Кашу приносили в пластиковых кулечках, уже сваренную.
Мама мальчика почти не разговаривала. И постоянно одергивала сына. Мы ехали через освобожденную территорию и она боялась, что сын скажет что-нибудь не то, как тогда. в той жизни, когда мы боялись что-то не так сказать, не так посмотреть, чтобы не оказаться в местном гестапо. "Бедненький, бедненький, ему больно", - мальчишка рассказывал о Мариуполе своему другу, игрушечному дракону. С драконом мальчик не расставался, вместе с ним спал в подвале, кормил его солдатской кашей и вез с собой в эвакуационном автобусе.
В Мариуполе, в доме на проспекте Мира, на первом этаже остались двое мальчишек, похожих на него. Их маму зовут Лена и в конце января я снимала её в сюжете о вакцинации. Лена рассказывала о том, что делает двойняшкам все прививки вовремя, а мальчишки в это время бесились на детской площадке на площади Свободы.
Площадь Свободы укронацики расстреляли ракетами и ГРАДАМи. Один из снарядов попал прямо в детскую площадку.
За неделю до нашего отъезда я увидела Лену с мальчишками на первом этаже возле лифта. Они там пережидали обстрел. Она спросила у меня: "Надя, ты точно знаешь какие-то новости. Это скоро закончится?" Новостей я не знала, но посоветовала ей уезжать. Лена ответила, что вряд ли, просто не может. "Муж в рейсе. Куда я одна с двумя детьми?"
Она не спускалась в подвал даже когда сильно бомбили. Не хотела пугать детей. Мальчишки боялись подвала и темноты. Они сидела на своем первом этаже в коридоре и Лена при свечах рассказывала им сказки.
| ПОХОЖИЕ ВОПРОСЫ |