Благодаря вопросу Анатолия, другой Анатолий хочет задать свой вопрос?




Что эта за истина и в чем ее можно разместить?)

Расскажите историю этого?
Не жилета, а истины)
В какой карман можно разместить эту истину,
чтобы было удобно?
Дополнен 5 лет назад
Уважаемые, никаких ассоциаций.
Найдите истину?) Она на дне, очень известная)
И в чем она должна быть в карманах Анатолия для удобства?)
Дополнен 5 лет назад
Мы платим до 300 руб за каждую тысячу уникальных поисковых переходов на Ваш вопрос или ответ Подробнее
ЛУЧШИЙ ОТВЕТ (1)
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino Veritas!» кричат.

---------------------------
Назюзюкался, Иван Романыч! (Хлопает по плечу.)
Молодец! In vino veritas, говорили древние.

А. Чехов

---------------------------

In vino veritas, in aqua sanitas (с лат.—«Истина — в вине, здоровье — в воде») — латинское выражение, имеющее также греческий вариант "Ἐν οἴνῳ ἀλήθεια … " с тем же значением. Автором является Плиний Старший, а фраза на греческом приписывается Алкею.
Смысл выражения: если хочешь узнать точно, что человек думает, угости его вином. Аналог русской поговорки «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
Оказывается, фраза «истина в вине», приписываемая писателю Плинию Старшему, появилась гораздо раньше, чем Римская империя, где он жил. Подобная фраза обнаруживается в поэмах древнегреческого поэта Алкея, а также в древнееврейском Талмуде, где она звучит немного распространённее, но вместе с тем и понятнее: «люди проявляют свою истинную сущность через выпивку, деньги и злость». Собственно, в этом и заключается смысл нашей фразы: пьяные люди менее склонны к лицемерию, а также гораздо легче выдают разного рода тайны.

------------------------------
Это обоюдоострое содержание греческой формулы, которая лучше известна в латинском переводе in vino veritas, in aqua sanitas, или «в вине — истина, в воде — здравие», восходит к платоновским «Законам», которые, в свою очередь, опираются на греческие традиции винопития, причем не в их аттическом, а в крито-лаконском изводе. Рисуя в своем сардоническом проекте идеальное государство, Платон прямо говорит, что мудрый законодатель пользуется вином целенаправленно, полагаясь на старую традицию. В юности, до достижения совершеннолетия, вина пить не полагается, поскольку в это время человек еще хорош и истины не скрывает. Об этом герои Платона подробнее говорят в диалоге «Минос». А потом, после 18 лет, пить ему нужно обязательно, но не допьяна, а ровно до того состояния, когда язык развяжется, чтобы человек мог свободно высказывать то, что на самом деле думает и знает. Афинянин в «Законах» говорит о вине как о напитке, «возбуждающем бесстрашие, чрезмерную отвагу, к тому же несвоевременную, недóлжную».
«Сперва он делает человека, который его пьет, снисходительным к самому себе; и чем больше он его отведывает, тем большими исполняется надеждами на благо и на свою мнимую силу. В конце же концов он преисполняется словесной несдержанностью, точно он мудр, своеволием и совершенным бесстрашием, так что, не задумываясь, говорит и делает все, что угодно».

Итак, поверхностное благо, которое законодатель получает от спаивания своих сограждан зрелого возраста, — это сведения об их настоящих мыслях и настроениях. «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Но это, как уже было сказано, только поверхностное и легко рвущееся знание.

Подлинная задача умеренного винопития совсем в другом. Его Платон противопоставляет всяким телесным упражнениям — подобно Уинстону Черчиллю, который говорил, что с удовольствием занимался бы джоггингом по утрам, если б от быстрой ходьбы у него лед из виски не выпрыгивал. Но это я к слову. Послушаем Платона, который говорит, что как раз «в тех состояниях, испытывая которые мы по своей природе становимся смелыми и отважными, и надо упражняться, как можно менее преисполняясь бесстыдством и дерзостью и боясь совершить, испытать или сказать что-либо постыдное».

«Что же делает нас способными на “постыдное”?» — спрашивает Платон. Да вот же оно: «Гнев, страсть, наглость, невежество, корыстолюбие, трусость. Кроме того, еще: богатство, красота, сила и все пьянящее наслаждением и делающее нас безрассудными. Можем ли мы назвать какое-нибудь другое удовольствие, кроме испытания вином и развлечениями, более приспособленное к тому, чтобы сперва только взять пробу, дешевую и безвредную, всех этих состояний, а уж затем в них упражняться? Конечно, при этом необходимы некоторые предосторожности.

Аполлон и Дионис в культуре XX века
Обсудим же, как лучше испытать сварливую и вялую душу, из которой рождаются тысячи несправедливостей: путем ли личных с ней общений, причем нам будет грозить опасность, или же путем наблюдений на празднестве Дионисий? Чтобы испытать душу человека, побеждаемого любовными наслаждениями, вверим ли мы ему собственных дочерей, сыновей и жен, подвергая опасности самые дорогие для нас существа, только для рассмотрения склада его души? Приводя тысячи подобных примеров, можно было бы говорить бесконечно в пользу того, насколько лучше это безвредное распознавание во время забав. Мы полагаем, ни критяне, ни другой кто не могут сомневаться, что это весьма удобный способ испытать друг друга. К тому же он превосходит остальные способы испытаний своей дешевизной, безопасностью и быстротой».

Итак, искусство винопития нужно законодателю, чтобы распознать природу и свойства душ, и поэтому является частью государственного управления. Эта теория Платона строилась, конечно, и на мифологической традиции. Культ Вакха Освободителя и предполагал обязательство граждан познавать истину, мешая кровь Диониса со слезами нимф. Метафорой истины остается глоток вина и в христианских обрядах.
https://postnauka.ru/faq/70617

--------------------------------
Ну, а разместить-то бутылочку вина можно в любом из карманов, вон у него их сколько...





http://newslab.ru/article/278569
ПОХОЖИЕ ВОПРОСЫ