ракушки – напоминание чего? ведь не зря о чём-то хотим услышать, прислоняя её к уху!

Ракушка никогда не станет напоминанием. Воспоминанием - возможно..
Ее две створки - как двое влюбленных плотно смыкаются в единое.. и в темноте - зарождается жемчужина.. нежный перламутр чувств.
Когда мы хотим погрузиться в воспоминания о прошлом - подносим ее к уху, чтобы услышать страстный шепот красивой и нежной ночи..
Это ли не чудо?
Бывает и чудо - принятого как данность одиночества. Тогда ракушка подносится не к уху, а - к сердцу..
Напоминание... маленькое, как песчинка. Песчинка - обкатанный волнами времени обломок древней стелы с давно забытыми знаками, которые могли прочитать только двое.
Захлопываются створки раковины души. Плотно-плотно... И в ней медленно песчинка превращается в жемчужину. В маленькое чудо, на котором проступают строки.. строки, которые невозможно прочесть при ярком свете дня. Они проступают только в алых лучах рассвета настолько быстро, что успеваешь увидеть только одну букву.
Из букв сложатся слова.. из слов - страницы.. из страниц - книга. Красивые строки... Боль красоты в том, что ею не с кем поделиться. А любоваться в одиночестве - значит обречь жемчужину. Время заставит ее потускнеть, как бы плотно не были закрыты створки раковины. И последние страницы так и останутся ненаписанными. И остынет чай, потому что алое начала дня может только рассеять темноту ночи. Но - не согреет.
И все равно - маленькое чудо в ожидании еще одной буквы на бывшей песчинке, которая для чего-то же превратилась в жемчужину. Каким будет следующее слово? Успеет ли написаться книга, пока время не заставит потускнеть жемчуг?
А еще чудо - в ожидании чуда. И оно - медленное потому, что мы сами растягиваем те мгновения, которые отодвигают суету.
Немного жаль, что она такая красивая... боль красоты - в том, что ею не с кем поделиться. Можно распахнуть створки, но тогда в душу ворвется ветер и сотрет с блестящей поверхности буквы, что так и не станут словами... словами страниц, написанных древним и вечным языком с еле уловимым ароматом сирени, который невозможно прочесть в ярком свете дня. Языком алого рассвета и заката. Языком ночи под маленьким, но таким добрым созвездием, которое согреет чай и подарит сон из детства.