Можно поверить в эту историю?.. Внутри. Букв много.
Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.
- Куда? – спросила одна медсестра другую. – Может, не в отдельную, может, в общую?
Я заволновалась.
- Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?
Сестры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это уже потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.
- Врач сказала, в отдельную, — повторила медсестра.
Но тогда я не знала, что это означает, и успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому ничего не должна, и вся ответственность моя сошла на нет.
Я ощутила странную отстранённость от окружающего мира, и мне было абсолютно всё равно, что в нём происходит. Меня ничто и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я.
Ушли проблемы, ушла суета, ушли важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным казалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждёт там, по ту сторону…
И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города – сигналы машин, цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… Господи, как замечательна Жизнь! А я только сейчас это поняла…
- Ну и пусть только сейчас, — сказала я себе, – но ведь поняла же. И у тебя есть ещё пара дней, чтобы насладиться ею, и полюбить её всем сердцем!
Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь Он сейчас был ко мне ближе всех.
- Господи! – радовалась я. – Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить её. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!
Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом Божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны её энергии. Казалось, Любовь стала плотной и, в то же время, мягкой и прозрачной, как океанская волна.
Она заполнила всё пространство вокруг, и даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной пульсирующей струей. Мне казалось, что всё, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я Любила. И это было подобно слиянию мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.
Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-й степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: ну о чём говорить с умирающим человеком, который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица.
Я радовалась: когда бы я ещё увидела их всех? А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними любовью к Жизни – ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живёшь? Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику, что мне нельзя вставать.
Я искренне удивилась:
- Это что-то изменит?
- Ну… Нет, — теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.
- Почему?
- У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали.
Прошёл отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор.
Врача было жалко. А Любовь требовала радости окружающих.
- Доктор, а какими вы хотели бы видеть мои анализы?
- Ну, хотя бы такими.
Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры, то – что должно быть. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела сочувственно на меня, что-то пробормотала и ушла.
А в 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:
- Как вы это де...
- Анализы! Они такие, как я вам написала.
- Откуда я знаю? А что, хорошие? Да и какая, на фиг, разница?
Лафа закончилась. Меня перевели в общую палату (это там, где уже не умирают). Родственники уже попрощались и ходить перестали.
В палате находились ещё пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча, и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать.
Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала, и громко сообщила:
- Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.
По палате поплыл запах свежего смеха. К столу неуверенно подтянулись остальные.
- И правда, снимает?
- Угу, — со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает…»
Арбуз сочно захрустел.
- И правда, прошло! — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.
- И у меня. И у меня, — радостно подтвердили остальные.
- Вот, — удовлетворённо закивала я в ответ. – А вот случай у меня один раз был… А анекдот про это знаешь?
В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:
- Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать мешаете!
Через три дня врач нерешительно попросила меня:
- А вы не могли бы перейти в другую палату?
- Зачем?
- В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых.
- Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.
Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи – просто посидеть, поболтать. Посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.
Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться.
А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам.
Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:
- Я 30 лет здесь работаю, но такое вижу в первый раз. Развернулся и ушёл.
Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.
Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила всё, что видела: и книги, и компот, и соседку, и машину во дворе за окном, и старое дерево.
Мне кололи витамины. Просто надо же было хоть что-то колоть.
Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала:
- Гемоглобин у вас на 20 единиц больше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать.
Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее, получалось, что она дура, и ошиблась с диагнозом, но этого быть никак не могло, и это она тоже знала.
А однажды она мне пожаловалась:
- Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть!
- А какой у меня теперь диагноз?
- А я ещё не придумала, — тихо ответила она и ушла.
Когда меня выписывали, врач призналась:
- Так жалко, что вы уходите, у нас ещё много тяжёлых.
Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%. Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего.
А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить – и тогда твои возможности станут безграничными, и желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью, и никого не будешь обманывать, не будешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так всё просто, и так всё сложно!
Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить…
Автор: Людмила Федоровна Ламонова "Успеть вспомнить"
- Куда? – спросила одна медсестра другую. – Может, не в отдельную, может, в общую?
Я заволновалась.
- Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?
Сестры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это уже потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.
- Врач сказала, в отдельную, — повторила медсестра.
Но тогда я не знала, что это означает, и успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому ничего не должна, и вся ответственность моя сошла на нет.
Я ощутила странную отстранённость от окружающего мира, и мне было абсолютно всё равно, что в нём происходит. Меня ничто и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я.
Ушли проблемы, ушла суета, ушли важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным казалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждёт там, по ту сторону…
И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города – сигналы машин, цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… Господи, как замечательна Жизнь! А я только сейчас это поняла…
- Ну и пусть только сейчас, — сказала я себе, – но ведь поняла же. И у тебя есть ещё пара дней, чтобы насладиться ею, и полюбить её всем сердцем!
Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь Он сейчас был ко мне ближе всех.
- Господи! – радовалась я. – Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить её. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!
Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом Божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны её энергии. Казалось, Любовь стала плотной и, в то же время, мягкой и прозрачной, как океанская волна.
Она заполнила всё пространство вокруг, и даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной пульсирующей струей. Мне казалось, что всё, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я Любила. И это было подобно слиянию мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.
Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-й степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: ну о чём говорить с умирающим человеком, который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица.
Я радовалась: когда бы я ещё увидела их всех? А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними любовью к Жизни – ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живёшь? Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику, что мне нельзя вставать.
Я искренне удивилась:
- Это что-то изменит?
- Ну… Нет, — теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.
- Почему?
- У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали.
Прошёл отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор.
Врача было жалко. А Любовь требовала радости окружающих.
- Доктор, а какими вы хотели бы видеть мои анализы?
- Ну, хотя бы такими.
Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры, то – что должно быть. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела сочувственно на меня, что-то пробормотала и ушла.
А в 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:
- Как вы это де...
- Анализы! Они такие, как я вам написала.
- Откуда я знаю? А что, хорошие? Да и какая, на фиг, разница?
Лафа закончилась. Меня перевели в общую палату (это там, где уже не умирают). Родственники уже попрощались и ходить перестали.
В палате находились ещё пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча, и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать.
Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала, и громко сообщила:
- Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.
По палате поплыл запах свежего смеха. К столу неуверенно подтянулись остальные.
- И правда, снимает?
- Угу, — со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает…»
Арбуз сочно захрустел.
- И правда, прошло! — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.
- И у меня. И у меня, — радостно подтвердили остальные.
- Вот, — удовлетворённо закивала я в ответ. – А вот случай у меня один раз был… А анекдот про это знаешь?
В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:
- Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать мешаете!
Через три дня врач нерешительно попросила меня:
- А вы не могли бы перейти в другую палату?
- Зачем?
- В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых.
- Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.
Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи – просто посидеть, поболтать. Посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.
Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться.
А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам.
Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:
- Я 30 лет здесь работаю, но такое вижу в первый раз. Развернулся и ушёл.
Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.
Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила всё, что видела: и книги, и компот, и соседку, и машину во дворе за окном, и старое дерево.
Мне кололи витамины. Просто надо же было хоть что-то колоть.
Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала:
- Гемоглобин у вас на 20 единиц больше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать.
Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее, получалось, что она дура, и ошиблась с диагнозом, но этого быть никак не могло, и это она тоже знала.
А однажды она мне пожаловалась:
- Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть!
- А какой у меня теперь диагноз?
- А я ещё не придумала, — тихо ответила она и ушла.
Когда меня выписывали, врач призналась:
- Так жалко, что вы уходите, у нас ещё много тяжёлых.
Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%. Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего.
А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить – и тогда твои возможности станут безграничными, и желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью, и никого не будешь обманывать, не будешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так всё просто, и так всё сложно!
Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить…
Автор: Людмила Федоровна Ламонова "Успеть вспомнить"
Мы платим до 300 руб за каждую тысячу уникальных поисковых переходов на Ваш вопрос или ответ Подробнее
| ЛУЧШИЙ ОТВЕТ ИЗ 9 |
Абсолютно жизненная, реальная история, которые порой случаются.
И самое удивительно в этом деле только одно:
Почему это случается так редко?
Почему все эти так наз. больные почти всегда лежат и... болеют изо всех сил!
И почти никому из них и в голову не приходит (хотя их состояние позволяет - я это ясно видел) быть и жить обычно, как следует нормальному человеку?
Тау ведь нет!
Они изо всех сил стараются соответствовать диагнозу, и буквально из кожи вон лезут, чтобы выглядеть и влачить коечную судьбину как можно болезненнее, и даже как-бы мертвее!
Они загибаются и опаршивливаются там с каким-то опустошенным тягостным удовольствием ожидания фатальной неизбежности!
И это у меня не придуманные мысли - это наблюдение по госпиталям-клиникам, куда меня забрасывала судьба пару-тройку раз...
И только случаи, подобные Вашему примеру, иногда оживляют-таки этих убогих, умерших ещё задолго до своей смерти...
И самое удивительно в этом деле только одно:
Почему это случается так редко?
Почему все эти так наз. больные почти всегда лежат и... болеют изо всех сил!
И почти никому из них и в голову не приходит (хотя их состояние позволяет - я это ясно видел) быть и жить обычно, как следует нормальному человеку?
Тау ведь нет!
Они изо всех сил стараются соответствовать диагнозу, и буквально из кожи вон лезут, чтобы выглядеть и влачить коечную судьбину как можно болезненнее, и даже как-бы мертвее!
Они загибаются и опаршивливаются там с каким-то опустошенным тягостным удовольствием ожидания фатальной неизбежности!
И это у меня не придуманные мысли - это наблюдение по госпиталям-клиникам, куда меня забрасывала судьба пару-тройку раз...
И только случаи, подобные Вашему примеру, иногда оживляют-таки этих убогих, умерших ещё задолго до своей смерти...
| ЕЩЕ ОТВЕТЫ |
Есть рассказ такой, давно читал..
Сам пришел в больницу размахивая чемонданчиком со свежей пижамой и бельем.
Чувствовал себя нормально и особо не беспокоился о будущей операции.
И после операции ничего не беспокоило, но спросил у медсестры, почему его переводят на пятый этаж больницы?..
Палата попалась солнечная, соседи не беспокоили, но через неделю его перевели на четвертый этаж.
Это было даже удобно, видно было верхушки деревьев.
Через неделю его опять перевели, уже на третий этаж, те же улыбчивые сестрички и внимательный уход.
Очередной переход на другой этаж, уже вызывал некоторое беспокойство..
Когда его перевели на первый этаж, палата была уже с соседями..
Некоторые больные нервно ходили между койками, часть лежала неподвижно..
И как-то лежа на кровати он заметил, как на подвальном этаже на окнах - медленно закрываются желтые ставни.
И он спросил у соседа, что это?.
Тот равнодушно заметил, значит в палате очередной покойник..
И как-то ночью он почувствовал, что его опять перевозят..
Когда утром он очнулся, заметил - что он в палате один и окна у него с желтыми ставнями...
Сам пришел в больницу размахивая чемонданчиком со свежей пижамой и бельем.
Чувствовал себя нормально и особо не беспокоился о будущей операции.
И после операции ничего не беспокоило, но спросил у медсестры, почему его переводят на пятый этаж больницы?..
Палата попалась солнечная, соседи не беспокоили, но через неделю его перевели на четвертый этаж.
Это было даже удобно, видно было верхушки деревьев.
Через неделю его опять перевели, уже на третий этаж, те же улыбчивые сестрички и внимательный уход.
Очередной переход на другой этаж, уже вызывал некоторое беспокойство..
Когда его перевели на первый этаж, палата была уже с соседями..
Некоторые больные нервно ходили между койками, часть лежала неподвижно..
И как-то лежа на кровати он заметил, как на подвальном этаже на окнах - медленно закрываются желтые ставни.
И он спросил у соседа, что это?.
Тот равнодушно заметил, значит в палате очередной покойник..
И как-то ночью он почувствовал, что его опять перевозят..
Когда утром он очнулся, заметил - что он в палате один и окна у него с желтыми ставнями...
В
ответ Эх, не лирический уклон у нашего приложения! Писем приходит много – и ни одного о серенадах. Корреспонденция деловая, вопросы сложные. Отрадно, что и в самых запутанных, острых ситуациях нашим читателям чужды скандалы и жалобы.
Относительно легко отвечать на конкретные вопросы: нашел соответствующий нормативный документ, дал ссылку. Но мы не можем ответить, почему в законе что-либо трактуется так, а не иначе. Бывают трудности с поиском отдельных документов. Например, приказ бывшего Министерства просвещения бывшей РСФСР о должностях тренеров-преподавателей: им везде пользуются, но текст затерялся где-то в архивах. Мы постараемся его найти и опубликовать.
...И всегда остается ощущение, что сделанного мало. Можно было больше. И тревожно на сердце. Как вы там? Держитесь! Пишите. Мы будем стараться...
Большое письмо, на которое я постараюсь сейчас ответить, из тех, о которых я говорил: половину его занимают конкретные вопросы, а половину – неравнодушные и очень содержательные рассуждения, которые автор письма просит “не считать жалобой”. Она уже обожглась на этом: ее обращение к главе города стало именоваться именно жалобой: что делать, если в перечне типов писем и обращений чиновники не нашли другого названия.
Письмо из города Новокузнецка написано учительницей начальных классов с сорокалетним стажем. Сначала по вопросам; их в письме девять.
1. Из газеты узнала, что с 1992 года размер выплат по больничному листу не зависит от членства в профсоюзе, однако председатель профкома школы объявила, что не члены профсоюза при оформлении их больничных листков должны вносить “взнос солидарности” в размере 1% от начисления. Что это за взнос и какими положениями он определяется?
Если дело обстоит так, как пишет наша читательница, то здесь есть определенные странности. Фонды солидарности, которые создают профсоюзы и иные общественные организации, являются добровольными целевыми фондами. Взносы в них вносят на строго добровольной основе организации, предприниматели и отдельные лица деньгами или иным имуществом с указанием, на какие цели они эти вклады делают. Профсоюзы могут обязать своих членов делать индивидуальные вклады, но могут образовать такой фонд, выделив в него часть собранных членских взносов. К не членам профсоюза это отношения не имеет.
Видимо, местные профсоюзные активисты воспользовались тем обстоятельством, что единственный случай, когда не член профсоюза обращается в профсоюзный комитет, – получение на листке временной нетрудоспособности визы “не член профсоюза”. За эту подпись они хотят получить однопроцентные комиссионные. А уж использовать собранный фонд “солидарности” они будут по своему усмотрению: на помощь бастующим, в поддержку сербов – куда захотят.
Обязательным государственным социальным страхованием, включая выплату компенсаций по временной нетрудоспособности, занимаются с 1992 года Федеральный фонд социального страхования и его органы на местах. Местные органы ФСС могут быть территориальными и отраслевыми. Взносы в ФСС уплачиваются в форме начислений на заработную платы в размере 5,4%. Повторю: не из заработной платы, а начисления на заработную плату. Часть собираемых взносов оставляется в распоряжении бухгалтерии учреждения образования. Из этой части производятся оплата больничных листков, пособий по уходу за детьми и другие выплаты в соответствии с законодательством.
2. Должна ли сохраняться у учителя начальных классов нагрузка 20 часов в неделю? В связи с переходом на пятидневку у автора письма сократилась нагрузка на 1 час. Уроки музыки ведет специалист, а ее догрузили до 20 часов работой по подготовке учащихся к олимпиадам.
20 часов в неделю – это та педагогическая нагрузка, за которую учителю начальных классов выплачивается установленная тарифным разрядом ставка. Разница между этим количеством часов и фактической отработкой будет являться простоем. Простой по вине работника не оплачивается, а если вины работника нет, то оплачивается в размере не ниже 2/3 среднечасовой тарифной ставки. То, что администрация нашла возможность догрузить работника, оплатив дополнительную нагрузку (видимо, из надтарифного фонда), говорит только о том, что администрация школы достаточно хорошо владеет ситуацией и средствами.
3. В школьной столовой питаются только те дети, чьи родители способны оплатить стоимость обедов. Вся работа по сбору денег на обеды, сдача их в столовую повару, учет выданных порций и так далее возложены на учителя. Правильно ли такое положение, тем более что за контроль над горячим питанием стимулируется кто-то другой по Положению о надтарифном фонде?
Нет, неправильно. Предоставление горячего питания, как вы его описываете, становится видом оказания платных услуг школой, а на услуги по общественному питанию у школы лицензии нет. Напротив, доходы от платных услуг, оказываемых учреждением образования (а все возможные виды платной деятельности школы перечислены в соответствующих документах Министерства образования), должны направляться среди прочего на дотации на бесплатное питание детей. Во всех письмах, в том числе и в письме министерства от 15 декабря 1998 года № 57, которое упоминается в вопросах, говорится о создании отдельного целевого фонда на расчетном счете учреждения образования из добровольных пожертвований (в том числе из вкладов родителей), а не о прямой оплате обедов.
4 и 5-й вопросы письма касаются планирования работы учителя. Автор письма возражает, когда руководство школы требует конкретных планов воспитательной работы, составленных по определенной форме, и спрашивает, какие существуют на этот счет документы.
Поскольку вопросы организации учебного процесса отнесены сейчас к компетенции самого учреждения образования, общероссийских таких документов, вообще говоря, быть не должно. Но меня удивляют возражения учителя с большим стажем против конкретности планов работы и против того, чтобы планы составлялись по форме, определяемой администрацией, которая руководит учебно-воспитательной работой. Не могу поверить, что опытный учитель не намечает для себя заранее, что и в какой форме он должен сказать или посоветовать самому ученику или его родителям, как это сказать и когда: при других учениках, при родителях, индивидуально в классе или дома; что он не контролирует действенность воспитательных мер. Если это не так, то получается, что 1,5–2 часа после уроков учитель проводит в общих разговорах?совсем коротенько.
ответ Эх, не лирический уклон у нашего приложения! Писем приходит много – и ни одного о серенадах. Корреспонденция деловая, вопросы сложные. Отрадно, что и в самых запутанных, острых ситуациях нашим читателям чужды скандалы и жалобы.
Относительно легко отвечать на конкретные вопросы: нашел соответствующий нормативный документ, дал ссылку. Но мы не можем ответить, почему в законе что-либо трактуется так, а не иначе. Бывают трудности с поиском отдельных документов. Например, приказ бывшего Министерства просвещения бывшей РСФСР о должностях тренеров-преподавателей: им везде пользуются, но текст затерялся где-то в архивах. Мы постараемся его найти и опубликовать.
...И всегда остается ощущение, что сделанного мало. Можно было больше. И тревожно на сердце. Как вы там? Держитесь! Пишите. Мы будем стараться...
Большое письмо, на которое я постараюсь сейчас ответить, из тех, о которых я говорил: половину его занимают конкретные вопросы, а половину – неравнодушные и очень содержательные рассуждения, которые автор письма просит “не считать жалобой”. Она уже обожглась на этом: ее обращение к главе города стало именоваться именно жалобой: что делать, если в перечне типов писем и обращений чиновники не нашли другого названия.
Письмо из города Новокузнецка написано учительницей начальных классов с сорокалетним стажем. Сначала по вопросам; их в письме девять.
1. Из газеты узнала, что с 1992 года размер выплат по больничному листу не зависит от членства в профсоюзе, однако председатель профкома школы объявила, что не члены профсоюза при оформлении их больничных листков должны вносить “взнос солидарности” в размере 1% от начисления. Что это за взнос и какими положениями он определяется?
Если дело обстоит так, как пишет наша читательница, то здесь есть определенные странности. Фонды солидарности, которые создают профсоюзы и иные общественные организации, являются добровольными целевыми фондами. Взносы в них вносят на строго добровольной основе организации, предприниматели и отдельные лица деньгами или иным имуществом с указанием, на какие цели они эти вклады делают. Профсоюзы могут обязать своих членов делать индивидуальные вклады, но могут образовать такой фонд, выделив в него часть собранных членских взносов. К не членам профсоюза это отношения не имеет.
Видимо, местные профсоюзные активисты воспользовались тем обстоятельством, что единственный случай, когда не член профсоюза обращается в профсоюзный комитет, – получение на листке временной нетрудоспособности визы “не член профсоюза”. За эту подпись они хотят получить однопроцентные комиссионные. А уж использовать собранный фонд “солидарности” они будут по своему усмотрению: на помощь бастующим, в поддержку сербов – куда захотят.
Обязательным государственным социальным страхованием, включая выплату компенсаций по временной нетрудоспособности, занимаются с 1992 года Федеральный фонд социального страхования и его органы на местах. Местные органы ФСС могут быть территориальными и отраслевыми. Взносы в ФСС уплачиваются в форме начислений на заработную платы в размере 5,4%. Повторю: не из заработной платы, а начисления на заработную плату. Часть собираемых взносов оставляется в распоряжении бухгалтерии учреждения образования. Из этой части производятся оплата больничных листков, пособий по уходу за детьми и другие выплаты в соответствии с законодательством.
2. Должна ли сохраняться у учителя начальных классов нагрузка 20 часов в неделю? В связи с переходом на пятидневку у автора письма сократилась нагрузка на 1 час. Уроки музыки ведет специалист, а ее догрузили до 20 часов работой по подготовке учащихся к олимпиадам.
20 часов в неделю – это та педагогическая нагрузка, за которую учителю начальных классов выплачивается установленная тарифным разрядом ставка. Разница между этим количеством часов и фактической отработкой будет являться простоем. Простой по вине работника не оплачивается, а если вины работника нет, то оплачивается в размере не ниже 2/3 среднечасовой тарифной ставки. То, что администрация нашла возможность догрузить работника, оплатив дополнительную нагрузку (видимо, из надтарифного фонда), говорит только о том, что администрация школы достаточно хорошо владеет ситуацией и средствами.
3. В школьной столовой питаются только те дети, чьи родители способны оплатить стоимость обедов. Вся работа по сбору денег на обеды, сдача их в столовую повару, учет выданных порций и так далее возложены на учителя. Правильно ли такое положение, тем более что за контроль над горячим питанием стимулируется кто-то другой по Положению о надтарифном фонде?
Нет, неправильно. Предоставление горячего питания, как вы его описываете, становится видом оказания платных услуг школой, а на услуги по общественному питанию у школы лицензии нет. Напротив, доходы от платных услуг, оказываемых учреждением образования (а все возможные виды платной деятельности школы перечислены в соответствующих документах Министерства образования), должны направляться среди прочего на дотации на бесплатное питание детей. Во всех письмах, в том числе и в письме министерства от 15 декабря 1998 года № 57, которое упоминается в вопросах, говорится о создании отдельного целевого фонда на расчетном счете учреждения образования из добровольных пожертвований (в том числе из вкладов родителей), а не о прямой оплате обедов.
4 и 5-й вопросы письма касаются планирования работы учителя. Автор письма возражает, когда руководство школы требует конкретных планов воспитательной работы, составленных по определенной форме, и спрашивает, какие существуют на этот счет документы.
Поскольку вопросы организации учебного процесса отнесены сейчас к компетенции самого учреждения образования, общероссийских таких документов, вообще говоря, быть не должно. Но меня удивляют возражения учителя с большим стажем против конкретности планов работы и против того, чтобы планы составлялись по форме, определяемой администрацией, которая руководит учебно-воспитательной работой. Не могу поверить, что опытный учитель не намечает для себя заранее, что и в какой форме он должен сказать или посоветовать самому ученику или его родителям, как это сказать и когда: при других учениках, при родителях, индивидуально в классе или дома; что он не контролирует действенность воспитательных мер. Если это не так, то получается, что 1,5–2 часа после уроков учитель проводит в общих разговорах?совсем коротенько.
Да, это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть почувствовать, найти в себе Бога и полюбить. И энергия которую вы в ответ получите из Космоса не даст вам умереть. Ведь болезнь есть отсутствие энергии в организме. Если в вашем теле есть энергия, то вы не умрете. Болезни отнимают у человека энергию и даются человеку в наказание. Если наказание снято, то божественная энергия наполняет тело и болезнь отступает. Вы поняли?
Можно, нельзя говорить категорически Нельзя. Но и нельзя осквернять медиков, в этом тексте это есть.
Раковая опухоль отличительна от доброкачественной тем, што она прорастает в соседние органы. Представляете, если опухоль проросла в мочеточечник? Пациент перестаёт мочиться в достаточном объёме. Предстоит паллиативная помощь, операция, которая поможет пациенту прожить дольше, но не устранит основную проблему.
Тот человек, который бы придумал лекарство от рака, ему бы дали ноб премию, но такого человека, к сожалению, на сегодняшний день не существует
Но! наука не останавливается!
Раковая опухоль отличительна от доброкачественной тем, што она прорастает в соседние органы. Представляете, если опухоль проросла в мочеточечник? Пациент перестаёт мочиться в достаточном объёме. Предстоит паллиативная помощь, операция, которая поможет пациенту прожить дольше, но не устранит основную проблему.
Тот человек, который бы придумал лекарство от рака, ему бы дали ноб премию, но такого человека, к сожалению, на сегодняшний день не существует
Но! наука не останавливается!
| ПОХОЖИЕ ВОПРОСЫ |