Эти стихи получше чем у Иосифа Бродского? вопрос, кто их написал, подсказка эта поэтесса+

недавно преставилась Господу

Шипели джунгли в бешеном расцвете
У вздутой крокодилами реки
Где обезьянки прыгают как дети
А смотрят как больные старички
Одна из них так быстро проскакала
Лишь рыжий росчерк в воздухе мелькнул
Как будто кто-то скрытый горсть какао
Сухою струйкой с ветки сыпанул

Змея с четырёхгранной головою
Взглянула на неё из-под очков
И двинулась под сводчатой травою
Как длинная процессия значков
И крапинок… Сведённые предельно
Казалось эти крапинки сперва
Ходили где-то каждая отдельно
Но их свела полковник-голова
Змеиный взгляд заряженный гипнозом,
Среди сорокаградусной жары
Дышал сорокаградусным морозом
От ужаса вращались как миры
Плоды граната… Перезрелый манго
Разболтанный и вязкий точно магма
С дрожащей ветки шлёпнулся без чувств
При виде длинной судорожной твари
Чей трепет, инкрустации и хруст
Всё оковали, всех околдовали
Но рыжая мартышка не проста
Она умчалась вдаль, тревожно пискнув
И чаща листья вычурные стиснув
Как руки, веки, зубы и уста
За ней слилась… Но что с мартышкой сталось?!
С пронзительными взвизгами назад
Назад, назад запрыгала: казалось,
Её как пальцем тронул чей-то взгляд.
Ничьи глаза казалось бы со взглядом
Надолго разминуться не могли
Но странный взгляд висел с мартышкой рядом
А вот глаза покоились вдали
Глаза лежали на головке плоской
Как на тахте. Из них тянулся взгляд
Как дым из трубки призрачный но плотный
И звал: «Наза-ад, отступница, наза-ад!»
Сквозь легионы сутолочных веток
В слепом непроницаемом цвету
Сквозь хрупкий хруст растительных розеток
Сквозь плотную как пепел духоту,
Сквозь малярийно-жёлтые накрапы
Брызгучих трав сквозь хищные цветы
Он плыл и плёл верёвочные трапы…

…Он плыл и плёл верёвочные трапы
Незримые воздушные пути
Из нитей сна арканил без аркана
Капканил без капкана без силков
Осиливал; дурманил без дурмана,
Оковывал заочно, без оков

Сквозь обморочные благоуханья
Болот где самый воздух сам туман
В цвету сквозь переплёты и петлянье
Качельно-перекидистых лиан
Он проникал с каким-то древним давним
Безбольным, безглагольным, безударным
И беспощадным выраженьем — жест
Неумолимых глиняных божеств
И вдруг в листве забил воздушный ключ
И попугай, чей клюв был ярко вдавлен
В цветную грудь, как пламенный сургуч
А крылья глянцевитые осклизли
Зелёным блеском бронзовых зеркал
Вокруг сучка перевернулся трижды
И так забился так заскрежетал
Как будто брал недавно в общей кухне
Уроки лязга у семи котлов
Зашаркал горлом как ночною туфлей
Раскашлялся как будто нездоров
А сам спокойно и невозмутимо
Сухим глазком глядел куда-то мимо
Как симулянт при виде докторов.
И как бы ненароком невзначай
Перед мартышкой скачущей по веткам
Как десять флагов пущенных по ветру
Как пьяный факел, вспыхнул попугай
Дивясь его цветастому смятенью
На ветке обезьянка замерла
И личико, изъеденное тенью
Затейливых растений поднесла
К лучу как ложку к супу… Свет закапал
Сквозь листья ей в глаза, проник за капор
Линялой шерсти. Сделалось светло
Разбилось наважденье как стекло
Но как неясный крест оконной рамы
Стоит в глазах, уже смежённых сном
Когда ложишься спать перед окном
Так взор змеи, упругий и упрямый,
Еще с минуту в воздухе висел
С минуту терпеливо ждал кого-то
И наконец, как призрак переплёта
Оконной рамы вылинял, осел
Сломался по частям, пропал совсем
И вот, то сокращаясь, то вздуваясь
Переливаясь как железный дым
И всё-таки над кем-то издеваясь
Самим существованием своим
Прихлёстывая туловищем травы
Ушла змея… А попугай вослед
Орал ей что-то вроде: «Твар-ри! Твар-ри!
А крыльев нет! Ур-ра! А крыльев нет!»