Ковбой Буш одной бригадой грузинских миротворцев смог остановить российские войска на подступах к
Тбилиси, почему же марксист Обама так долго возился с Путиным в Украине? Почему на прошлых президентских выборах не нашлось достойного конкурента у этого социалиста, что Америке пришлось переизбрать Обаму на второй срок?
Мы платим до 300 руб за каждую тысячу уникальных поисковых переходов на Ваш вопрос или ответ Подробнее
| 7 ОТВЕТОВ |
Специальная экспертиза в делах по возбуждению ненависти и вражды и проблема умысла
Российское законодательство содержит ряд особых положений, которые направлены на ограничение свободы слова для тех, кто хотел бы использовать ее для распространения агрессии или призывов к насильственному свержению государственного строя. Так, статья 282 Уголовного кодекса в современной редакции – «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» – в основной своей части содержит санкции за ненасильственные преступления, то есть собственно за тексты или иные высказывания, которые направлены:
«…На возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации».
Наиболее важным в деле установления факта наличия или отсутствия экстремизма в тексте или изображении, которое попадает в список экстремистских материалов, является экспертное заключение, которое подготавливает соответствующий специалист.
Еще в 1999 году появились рекомендации Генеральной прокуратуры, в которых не только оговаривался порядок проведения «судебной социально-психологической экспертизы», но и предлагался список примерных вопросов, на которые должен ответить эксперт. Среди этих вопросов, в частности, был такой:
«Содержится ли в данном материале информация, побуждающая к действиям против какой-либо нации, расы, религии (какой именно) или отдельных лиц как ее представителей?
Использованы ли в данном материале специальные языковые или иные средства (какие именно) для целенаправленной передачи оскорбительных характеристик, отрицательных эмоциональных оценок, негативных установок и побуждений к действиям против какой-либо нации, расы, религии или отдельных лиц как ее представителей?»[2]
Собственно, сама формулировка вопросов показывает, что Генеральная прокуратура и авторы этих рекомендаций[3], очевидно, опираются на идею разделения объективной и субъективной стороны преступления, предусмотренного статьей 282 УК РФ. Другими словами, объективную сторону – что сказано – должны устанавливать лингвисты и другие представители гуманитарного знания, а вот субъективную сторону должны определять психологи. Не случайно в большинстве комментариев к этой статье указывается, что
«…Субъективная сторона преступления характеризуется прямым умыслом. Лицо осознает, что совершает указанные в диспозиции комментируемой статьи действия, и желает этого. Признаком субъективной стороны является также цель – возбудить национальную, расовую или религиозную вражду либо унизить национальное достоинство или пропагандировать мнение об исключительности, превосходстве или неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности»[4].
Удивительно, но «умысел», который постоянно фигурировал в дебатах, связанных с этой статьей в 1990-е годы, во второй половине 2000-х практически исчез, и суды, несмотря на сохраняющиеся в комментариях указания на «умысел», практически перестали обращать внимание на это обстоятельство. Тем не менее институт экспертизы, предполагающей совместную работу лингвиста и психолога, по сути отвечающих за совокупность объективной и субъективной сторон преступления, остался. В большей части случаев следствие продолжает назначать психолого-лингвистическую или лингво-психологическую экспертизу, но исходит, очевидно, уже не из необходимости выявления прямого умысла (предполагая, видимо, что умысел уже реализован в действии – в данном случае в факте высказывания), а скорее с целью определить с точки зрения психологии те чувства, которые «возбуждаются» в результате какого-либо высказывания или текста.
Постановление пленума Верховного суда РФ, которое обобщило практику по делам, связанным с преступлениями экстремистской направленности, пожалуй, не внесло полной ясности в проблему умысла. С точки зрения судей Верховного суда,
«…преступление, предусмотренное статьей 282 УК РФ, совершается только с прямым умыслом и с целью возбудить ненависть либо вражду, а также унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе»[5].
Пленум, к сожалению, только обозначил проблему опознавания «прямого умысла» в тексте, по сути не раскрыв, как же именно устанавливать факт наличия или отсутствия прямого умысла на возбуждение ненависти или вражды. Осталось неясным, любой ли текст, содержащий элементы вражды и ненависти, по умолчанию, создан с таким умыслом, и тогда этот умысел заключается, собственно, в факте написания или произнесения текста, или требуется отдельная процедура, задачей которой будет выяснения вопроса о наличии или отсутствии умысла в существующем тексте.
Между тем, представляется, что с лингвистической точки зрения юридическая категория «умысла» соответствует смысловой направленности текста, которая определяется прежде всего лингвистической прагматикой. Другими словами, смысл, не тождественный значению, возникает в ходе речевого акта и включает в себя контекст произнесения как важный смыслообразующий элемент. С точки зрения теории речевых актов Джона Сёрля, умысел можно соотнести с иллокутивной целью высказывания, которая определяется прежде всего прагматическим контекстом[6].
Таким образом, перед экспертом стоит задача определения смысловой направленности текста, что и приводит к тому, что основными экспертами становятся именно лингвисты, которые за прошедшие 12 лет со времени принятия закона «О противодействии экстремистской деятельности» провели тысячи экспертиз, в том числе и по статье 282 УК РФ. Тем не менее, как представляется, именно прагматический аспект оказался наименее разработан в представленных методиках, что существенно влияет на результаты экспертиз в случаях, когда речь идет о текстах особой прагматики.
Прагматика текста в методиках исследования текстов на предмет наличия «признаков экстремизма»
Как уже указывалось, с точки зрения лингвистического анализа юридическая категория «умысел» в отношении языка вражды, определяемая как намерение автора высказывания разжечь ненависть в отношении той или иной группы, напрямую совпадает с иллокутивной целью высказывания, определяемой прагматикой. В связи с этим представляется важным вкратце рассмотреть существующие методики исследования текстов на предмет выявления языка вражды и обратить внимание на то, учитывается ли в данных методиках контекст, а также возможная полисемия того или иного высказывания или текста в целом.
Исследования языка вражды уже были предметом рассмотрения в других моих работах[7]. По результатам исследований был сделан вывод о том, что далеко не все методики были созданы для того, чтобы применять их в юридическом поле. Так, методика московских ученых и правозащитников была изначально создана для проведения мониторинга языка вражды и не претендовала на объективность[8]. Кроме того, экспертам при использовании этой методики предлагалось еще и «исходить из того, насколько им самим было бы неприятно прочитать подобные высказывания» о той группе, к которой они себя причисляют[9].
Условно все существующие методики анализа текстов с целью выявления языка вражды можно разделить на три группы.
В первую группу входят те методики, которые ориентируются на формальный лингво-семантический анализ.
Примером может служить методика Веры Мальковой[10], согласно которой, «этническая» информация делится на «этнопозитивную» и «этнонегативную». Исследовательница предложила «типологию форм проявления этнической информации в прессе», которая должна проиллюстрировать «механизм передачи этничности в массовое сознание»[11]; в нее входили и «сообщения фактов о жизни этносов», и «создание негативных и позитивных стереотипов», и даже «конструирование этнических идей». В дальнейшем подобный подход был развит и конкретизирован в монографии «Не допускается разжигание межнациональной розни»[12].
Похожую классификацию предложила группа авторов из Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки РАН[13], систематизировав информацию по наличию интенций, высказанных в тексте. Длинный список претендовал на всестороннее описание всех возможных ситуаций, однако был далеко не свободен от субъективности даже в причислении того или иного высказывания к определенному типу.
Вторая группа методик создана исследователями, которые используют для характеристики текста определенную типологию слов или выражений, основываясь на определенных критериях формального семантического и стилистического анализа.
Подобный подход был использован учеными, создавшими типологию высказываний для мониторинга языка вражды в российской прессе. Исследовательская группа правозащитных организаций предложила принцип классификации материала, согласно которому уровень интолерантности определяется по наличию дискриминации определенных групп (объекты языка вражды) и по шкале формальной выраженности дискриминационных лозунгов и призывов[14].
К этой же группе относится метод Игоря Понкина, который в своем учебном пособии по экстремизму в качестве примеров экстремистского текста приводит слово «пескотрах» (sandfucker) из мультипликационного сериала «Южный парк» или священные кришнаитские тексты[15]. По сути Понкин придерживается принципа, согласно которому любое сообщение «негатива», использование «негативных лексем» в отношении той или иной группы является признаком экстремизма[16].
Авторы, подготовившие уже упомянутые методические рекомендации Генеральной прокуратуры РФ, в середине 2000-х годов опубликовали новое обоснование разработанного ими подхода, который обозначается как психолого-правовой[17]. В рамках данного подхода текст рассматривается как частный случай межгруппового общения. В связи с этим авторами задействованы те базовые конструкты, которые используются для характеристики межгруппового общения в рамках социально-психологической теории. Таких конструктов три: информационно-коммуникативный, перцептивный и интерактивный[18]. Исследователи выстраивают соответствующие этим базовым концептам гру
Российское законодательство содержит ряд особых положений, которые направлены на ограничение свободы слова для тех, кто хотел бы использовать ее для распространения агрессии или призывов к насильственному свержению государственного строя. Так, статья 282 Уголовного кодекса в современной редакции – «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» – в основной своей части содержит санкции за ненасильственные преступления, то есть собственно за тексты или иные высказывания, которые направлены:
«…На возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации».
Наиболее важным в деле установления факта наличия или отсутствия экстремизма в тексте или изображении, которое попадает в список экстремистских материалов, является экспертное заключение, которое подготавливает соответствующий специалист.
Еще в 1999 году появились рекомендации Генеральной прокуратуры, в которых не только оговаривался порядок проведения «судебной социально-психологической экспертизы», но и предлагался список примерных вопросов, на которые должен ответить эксперт. Среди этих вопросов, в частности, был такой:
«Содержится ли в данном материале информация, побуждающая к действиям против какой-либо нации, расы, религии (какой именно) или отдельных лиц как ее представителей?
Использованы ли в данном материале специальные языковые или иные средства (какие именно) для целенаправленной передачи оскорбительных характеристик, отрицательных эмоциональных оценок, негативных установок и побуждений к действиям против какой-либо нации, расы, религии или отдельных лиц как ее представителей?»[2]
Собственно, сама формулировка вопросов показывает, что Генеральная прокуратура и авторы этих рекомендаций[3], очевидно, опираются на идею разделения объективной и субъективной стороны преступления, предусмотренного статьей 282 УК РФ. Другими словами, объективную сторону – что сказано – должны устанавливать лингвисты и другие представители гуманитарного знания, а вот субъективную сторону должны определять психологи. Не случайно в большинстве комментариев к этой статье указывается, что
«…Субъективная сторона преступления характеризуется прямым умыслом. Лицо осознает, что совершает указанные в диспозиции комментируемой статьи действия, и желает этого. Признаком субъективной стороны является также цель – возбудить национальную, расовую или религиозную вражду либо унизить национальное достоинство или пропагандировать мнение об исключительности, превосходстве или неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности»[4].
Удивительно, но «умысел», который постоянно фигурировал в дебатах, связанных с этой статьей в 1990-е годы, во второй половине 2000-х практически исчез, и суды, несмотря на сохраняющиеся в комментариях указания на «умысел», практически перестали обращать внимание на это обстоятельство. Тем не менее институт экспертизы, предполагающей совместную работу лингвиста и психолога, по сути отвечающих за совокупность объективной и субъективной сторон преступления, остался. В большей части случаев следствие продолжает назначать психолого-лингвистическую или лингво-психологическую экспертизу, но исходит, очевидно, уже не из необходимости выявления прямого умысла (предполагая, видимо, что умысел уже реализован в действии – в данном случае в факте высказывания), а скорее с целью определить с точки зрения психологии те чувства, которые «возбуждаются» в результате какого-либо высказывания или текста.
Постановление пленума Верховного суда РФ, которое обобщило практику по делам, связанным с преступлениями экстремистской направленности, пожалуй, не внесло полной ясности в проблему умысла. С точки зрения судей Верховного суда,
«…преступление, предусмотренное статьей 282 УК РФ, совершается только с прямым умыслом и с целью возбудить ненависть либо вражду, а также унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе»[5].
Пленум, к сожалению, только обозначил проблему опознавания «прямого умысла» в тексте, по сути не раскрыв, как же именно устанавливать факт наличия или отсутствия прямого умысла на возбуждение ненависти или вражды. Осталось неясным, любой ли текст, содержащий элементы вражды и ненависти, по умолчанию, создан с таким умыслом, и тогда этот умысел заключается, собственно, в факте написания или произнесения текста, или требуется отдельная процедура, задачей которой будет выяснения вопроса о наличии или отсутствии умысла в существующем тексте.
Между тем, представляется, что с лингвистической точки зрения юридическая категория «умысла» соответствует смысловой направленности текста, которая определяется прежде всего лингвистической прагматикой. Другими словами, смысл, не тождественный значению, возникает в ходе речевого акта и включает в себя контекст произнесения как важный смыслообразующий элемент. С точки зрения теории речевых актов Джона Сёрля, умысел можно соотнести с иллокутивной целью высказывания, которая определяется прежде всего прагматическим контекстом[6].
Таким образом, перед экспертом стоит задача определения смысловой направленности текста, что и приводит к тому, что основными экспертами становятся именно лингвисты, которые за прошедшие 12 лет со времени принятия закона «О противодействии экстремистской деятельности» провели тысячи экспертиз, в том числе и по статье 282 УК РФ. Тем не менее, как представляется, именно прагматический аспект оказался наименее разработан в представленных методиках, что существенно влияет на результаты экспертиз в случаях, когда речь идет о текстах особой прагматики.
Прагматика текста в методиках исследования текстов на предмет наличия «признаков экстремизма»
Как уже указывалось, с точки зрения лингвистического анализа юридическая категория «умысел» в отношении языка вражды, определяемая как намерение автора высказывания разжечь ненависть в отношении той или иной группы, напрямую совпадает с иллокутивной целью высказывания, определяемой прагматикой. В связи с этим представляется важным вкратце рассмотреть существующие методики исследования текстов на предмет выявления языка вражды и обратить внимание на то, учитывается ли в данных методиках контекст, а также возможная полисемия того или иного высказывания или текста в целом.
Исследования языка вражды уже были предметом рассмотрения в других моих работах[7]. По результатам исследований был сделан вывод о том, что далеко не все методики были созданы для того, чтобы применять их в юридическом поле. Так, методика московских ученых и правозащитников была изначально создана для проведения мониторинга языка вражды и не претендовала на объективность[8]. Кроме того, экспертам при использовании этой методики предлагалось еще и «исходить из того, насколько им самим было бы неприятно прочитать подобные высказывания» о той группе, к которой они себя причисляют[9].
Условно все существующие методики анализа текстов с целью выявления языка вражды можно разделить на три группы.
В первую группу входят те методики, которые ориентируются на формальный лингво-семантический анализ.
Примером может служить методика Веры Мальковой[10], согласно которой, «этническая» информация делится на «этнопозитивную» и «этнонегативную». Исследовательница предложила «типологию форм проявления этнической информации в прессе», которая должна проиллюстрировать «механизм передачи этничности в массовое сознание»[11]; в нее входили и «сообщения фактов о жизни этносов», и «создание негативных и позитивных стереотипов», и даже «конструирование этнических идей». В дальнейшем подобный подход был развит и конкретизирован в монографии «Не допускается разжигание межнациональной розни»[12].
Похожую классификацию предложила группа авторов из Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки РАН[13], систематизировав информацию по наличию интенций, высказанных в тексте. Длинный список претендовал на всестороннее описание всех возможных ситуаций, однако был далеко не свободен от субъективности даже в причислении того или иного высказывания к определенному типу.
Вторая группа методик создана исследователями, которые используют для характеристики текста определенную типологию слов или выражений, основываясь на определенных критериях формального семантического и стилистического анализа.
Подобный подход был использован учеными, создавшими типологию высказываний для мониторинга языка вражды в российской прессе. Исследовательская группа правозащитных организаций предложила принцип классификации материала, согласно которому уровень интолерантности определяется по наличию дискриминации определенных групп (объекты языка вражды) и по шкале формальной выраженности дискриминационных лозунгов и призывов[14].
К этой же группе относится метод Игоря Понкина, который в своем учебном пособии по экстремизму в качестве примеров экстремистского текста приводит слово «пескотрах» (sandfucker) из мультипликационного сериала «Южный парк» или священные кришнаитские тексты[15]. По сути Понкин придерживается принципа, согласно которому любое сообщение «негатива», использование «негативных лексем» в отношении той или иной группы является признаком экстремизма[16].
Авторы, подготовившие уже упомянутые методические рекомендации Генеральной прокуратуры РФ, в середине 2000-х годов опубликовали новое обоснование разработанного ими подхода, который обозначается как психолого-правовой[17]. В рамках данного подхода текст рассматривается как частный случай межгруппового общения. В связи с этим авторами задействованы те базовые конструкты, которые используются для характеристики межгруппового общения в рамках социально-психологической теории. Таких конструктов три: информационно-коммуникативный, перцептивный и интерактивный[18]. Исследователи выстраивают соответствующие этим базовым концептам гру
Ковбой Буш, из Володарской клиники.
Висячего хряпни!
| ПОХОЖИЕ ВОПРОСЫ |