Исповедь - это когда сам приходишь к попу и сдаёшь отчёт о проделанных грехах. Поп определит Меру Вины и короче на бабки разведёт. Отчёт в налоговую - это когда сам приходишь и сдаёшь отчет о том с чего тебя налогом обложат ( на бабки разведут). Схема раз

Откуда, в частности, у Русской православной церкви, такая патологическая страсть залезать в постель, залезать в различные срамные места, держаться как можно ближе к гениталиям, постоянно муссировать эти вопросы, акцентироваться на гомосексуализме, на лесбиянстве, на абортах и вообще на всём этом? Надо понимать, что это не сегодня произошло, и этот интерес у Русской православной церкви зародился не сейчас, он не является нашим современником. Это глубокая, выношенная, и я бы сказал существеннейшая традиция православия: постоянный контроль над сексуальной, половой сферой. Началось всё это достаточно давно. Почему мы можем говорить об этом с уверенностью? Потому что есть то, что называется епитиминики, от слова епитимия – это монастырские чины исповеди. Причём, естественно, составляли их люди, которые великолепно знали жизнь монастыря, великолепно знали фактуру, великолепно знали, что именно является предметом исповеди. И о чём надо спрашивать, что является наиболее типичным, наиболее острым и наиболее значимым в этой монастырской жизни – и не только в монастырской жизни. Надо сказать, что все отечественные исследования по данному поводу – а это и замечательные исследования Левиной «Секс и общество в православном мире», это и исследования Евгения Мороза «Секс и любовь в мире русского средневековья», я уж не говорю про первоисточники различные – они показывают на то, что да, действительно, церковь всегда патологически интересовалась этой темой, и эта тема была одной из основных. Почему я говорю, что это не очень прилично слушать детям? Потому, что самые традиционные вопросы, которые поп обращал к исповедующейся, например, монахине, звучали так: «Не держала ли кого за срамное место?». А вопросы мирянину звучали так: «Не тыкивал ли жене рукою, ногою или иным чем? Языка своего жене не давал ли? «За сосцы жену не хватал ли?». И всё остальное, мне, честно говоря, не покраснев, прочесть очень трудно. Причём, надо сказать, что в этих чинах исповеди церковь доходила до какого-то фантасмагоризма сексуального. Казалось бы, что является самым страшным грехом с точки зрения православного попа, принимающего исповедь? Как ни странно: «за мужеложство полагалось четыре года сухо есть, то есть поститься; за скотоложство – один год; за блуд с монашенками – два года», но, самым страшным грехом считалось, что «всякая жена, восседающая на муже шесть лет да покается, и поклонов двенадцать утром и двенадцать вечером и комкает», то, что называется постится. То есть по тяжести, совершенно не объяснимо, наибольшим грехом считалась эта поза, когда женщина сверху. Эта поза почему-то приводила духовенство в неистовство и считалась наихудшим из грехов. То есть, как видим, очень жёсткий, очень сильный интерес к этому. И традиция прослеживается, можно взять даже XVIII века епитиминик; в чём обязана была исповедоваться инок или монахиня: «и согрешив со всякими блудоскотскими, и содомскими, и кровосмешением, и рукоблудием и прочим любодеянием и прелюбодеянием и всяким блудодеянием естественным и чрезестественными. И с женами, и девицами, и отроки, и со иноки, и со священоиноки, и даже до скотов и птиц». Это традиционный монастырский чин исповеди.

Кстати говоря, очень интересный момент о том, что полагалось исповедоваться и в фактах онанизма, например. Причём, в фактах онанизма, которые имели место во время службы церковной. «В церкви во время пения и чтения божественного и в трапезе рукою своею за срамной уд держал ли, и истекание совершал ли?» Это то, о чём я говорю, что прежде чем поцеловать попу руку, всегда задумайтесь, что он делал ею десять минут тому назад. То есть, эта болезненная направленность на сексуальную сторону жизни, она сейчас реализуется. Сейчас церковь начинает демонстрировать всё то, чем она богата. И это патологическое желание определять длину юбок, решать вопросы абортов – это не из сегодняшнего дня, но мы знаем прекрасно, что распущенность самого духовенства всегда превосходила даже, так называемую мирскую распущенность. Причём одинаково: что Грекулов описывает нравы русских попов, что любые историки католической церкви описывают католиков или протестантов. Можно даже взять невинного Жака де Кофеёна, который просто, как медицинский случай описывает аббатов, приехавших в Париж. И этих аббатов, которые там сразу же «наедались конфетами, в которых были заключены, так называемые шпанские мушки». Шпанские мушки – это нечто вроде очень сильнодействующего афродизиака. «Аббата охватил страшный припадок сатириаза и всю ночь… Кончил он тем, что через несколько дней умер от гангрены ствола». И этот стиль поведения для духовенства был совершенно одинаков, что там, что здесь. И, соответственно, ханжество возрастало по мере распущенности. Так что, не надо думать, что эти черты Русской православной церкви – это её черты сегодняшние.